Светлана Алексиевич, белорусская журналистка и автор книги «У войны неженское лицо», рассказала изданию «Gazeta Wyborcza» о женщинах, ставших участниками войны. И о том, как тяжело им было возвращаться в мирную жизнь
- Сколько советских женщин принимало участие во II Мировой войне?
Миллион. Статистика говорит только о регулярной армии, не считая партизанок. В армии были не только телеграфистки и санитарки, но и женщины-летчики, снайперы, танкисты. Даже возникла языковая проблема: у слов «танкист», «пехотинец», «автоматчик» до того времени не существовало женского рода, потому что эту работу еще никогда не делала женщина. Женские слова родились там, на войне...
- А сколько воевавших женщин выжило?
Неизвестно. В Польше такая статистика ведется, однако в Союзе это не было важным делом. Когда война закончилась, женщин никто особо не считал, их подвиги умалчивались. Причем, женщины сами часто предпочитали не рассказывать о военном прошлом. Чтобы выйти замуж. Ведь зачастую девушек, вернувшихся с войны, считали проститутками. Они же несколько лет сидели в окопах с мужчинами, чем им там оставалось заниматься? Сержант Валентина Чудаева рассказывала мне: «Молчали, как рыбы. Потому что кто возьмет такую на работу, кто женится? Даже наград не носили. Мужчины носили, а мы нет. У нас была своя война, свои героини»
Обычно на войну шли в возрасте 16-17 лет, будучи, по сути, детьми. И взрослели в аду. Забывали, что такое каблуки, не знали, как ходить в платьях. И после возвращения с войны вынуждены были учиться жить заново. Одна женщина рассказала мне: «А несмотря на все, я родила двоих хорошеньких детей. Не уродов, не гермафродитов». Именно уродами и гермафродитами немцы называли женщин в форме.
- Вы начали общаться с этими женщинами почти 40 лет назад. Почему именно эта тема?
Я работала в «Сельской газете» в Минске, одной из трех крупнейших белорусских газет. И мне предложили написать репортаж на День победы, поговорив с каким-нибудь танкистом или летчиком. А я сказала: «Поеду к женщине, это будет интересней». «Наверное, к летчице? Ну хорошо, езжай», - ответил редактор. Почему-то летчица – это было еще допустимо. А я сказала, что поеду к снайперше. Редактор, бывший военный, возмутился: «Баба, которая с винтовкой идет убивать мужчин? Глупость». С таким отношением к воевавшим женщинам мне приходилось сталкиваться постоянно.
- За эти годы Вы выслушали более пятисот историй. Столько лет – и все ради одной темы?
Дело в том, что существовал только мужской канон рассказов о войне. Более пяти тысяч войн и практически каждая описана с мужской точки зрения. К примеру, возьмем такую сцену. На Минском тракторном заводе я искала женщину, бывшую во время войны стрелком. И, притом, отличным. Пошла в отдел кадров и услышала от директора: «А что, мужчин мало? Зачем слушать эти бабские истории? Эти фантазии?»
Но мужские рассказы логичны и сухи. Мужчины прячутся за историей, фактами, рассказами об идеях или продвижении фронтов. А в рассказах женщин можно найти цвет и запах. К примеру: «Немцы расстреляли село и уехали. Пришли мы на то место, а там утоптанный желтый песок, а наверху одинокий детский ботиночек». Вот она – война. Но услышать эти откровения зачастую можно только наедине с женщиной, когда рядом нет мужа.
- А если есть?
Была как-то в гостях у одной пары, он – пулеметчик, она – связистка. Садимся, а он отсылает жену на кухню: «Сделай нам чего-нибудь поесть». Приготовила бутерброды, чай. В конце концов, женщина садится, а муж ей: «А где клубника?». Я говорю, что хотела бы поговорить с его женой, он неохотно уступает ей место: «Говори, как я тебя учил. Никаких вздохов и всяких женских глупостей, что ты хотела хорошо выглядеть, что плакала, когда обрезали косу». После женщина рассказала мне, что муж всю ночь сидел с ней над книгой «История Великой отечественной войны» и учил, что говорить. Так что приходилось долго вытягивать настоящие воспоминания.
- А какими были эти настоящие воспоминания?
«Столько видела оторванных рук и ног, что даже не верилось, что где-то в мире есть целые мужчины», «Мертвый тяжелее живого». Вот это правда о войне, а не какие-то великие идеи и движение войск. Одна из женщин, повариха, вспоминала: «Приготовишь котел каши перед боем, а после боя вместо двухсот парней приходит несколько человек… И некому есть».
- Во вступлении к книге написано? «Хотело бы, чтобы после чтения плохо стало даже генералам». Удалось?
Да где там! У генералов всегда хорошее самочувствие и здоровые желудки. Один только сказал: «И кто после прочтения этой книги пойдет воевать? Вы написали вредную книгу». В итоге книга вышла лишь во время перестройки, но все равно не избежала цензуры. Вырезали вещи, которые не укладываются у мужчин в голове. Например, такой эпизод: «Что самое страшное на войне?», - спрашиваю одну героиню. «Думаешь, умереть? Нет, для меня самым страшным было ходить в мужских брюках». Вырезали и такую историю: у женщины-солдата начались месячные. Конечно, никакой ваты под руками, а ходить с ногами в крови стыдно. И она, несмотря на бомбардировку, бежит к реке, чтобы помыться. И там же погибает.
- Зачем в Красную армию брали женщин? Не хватало мужчин?
Они сами хотели. Иногда девушек привлекали к работе в тылу в качестве поварих или прачек. Если не хватало докторов или связистов, то на эту работу могли взять женщин. Но на фронт они шли сами. В Советском союзе ведь воспитывали в духе того, что родина – это главное. И сегодня ценность военной литературы поддерживают на том же уровне, потому что кроме победы нам немцами нам гордиться нечем.
- В книге есть такая сцена: женщина бросает кусок хлеба немецкому военнопленному. И говорит: «Вздохнула с облегчением, что не могу ненавидеть». Женщины на войне были не столь жестоки?
Кто об этом знает.. Вероятно, да. Мужчины, желая отомстить за смерть сослуживца, были готовы на страшные вещи. Когда советские войска вошли в Рейх, мужчины сжигали дома, расстреливали целые семьи. Никогда не слышала, чтобы таким же образом действовали женщины. Но я знала и женщину, которая расстреливала военнопленных. Спросила ее, как она могла эти заниматься. «Если бы ты видела, как они сжигали людей, как топтали башмаками детей, то не спрашивала бы». И я понимаю, что не могу судить ее. Если бы кто-то топтал моего ребенка, не знаю, что бы я сделала. А современный человек сидит себе, пьет кофе, читает книгу и считает, что имеет право судить.
- Это понятно. Но одни люди становятся на войне зверьми, а другие нет. Какая функция за это отвечает?
Эту загадку я не решила. И, собственно, для этого и написала книгу. Это вопрос из Достоевского. Сколько человека в человеке? И как этого человека в себе сохранить? Знаю одного мужчину, который после войны отнес все свои медали в церковь со словами: «Все равно, во имя чего, но я убивал». Правда, таких людей очень немного.
В современном мире вместо утопии появился абсолютный цинизм. Надо всем можно смеяться, нет никакой идеи, которой можно было бы себя посвятить. Но это естественная реакция, ответ на тоталитарное воспитание. Хорошо, что люди уже не хотят так просто умирать. Война должна стать чем-то вроде каннибализма. Ведь это устаревший способ решать проблемы. Нужно бороться с идеями, а не людьми. Но митр предпочитает жить по старым правилам.
Фото: с сайта bigpicture.ru
Источник: Comments.UA
